The Jizn

Когда я искала маме сиделку, я просто написала объявление: ищу сиделку.И повесила объявление во всех подъездах дома, где жила мама.Я рассуждала так: сиделка, живущая рядом, сможет оперативно отреагировать на любой форс-мажор даже ночью.Плюс я буду знать, где она живет, что поможет мне повысить уровень безопасности и лучше составить о ней представление. В тот же день мне позвонили 9 человек.

Часть из них я сразу «отсеяла»: у двоих не было медицинского образования, один был мужчиной (мама бы не согласилась), а трое были совсем девочками-студенточками, искавшими подработку.

К оставшимся троим я сходила в гости, и выбрала среди них идеальную сиделку маме.

Она жила тремя этажами выше, вкусно готовила, имела опыт ухода за лежачими больными, и сразу же нашла с мамой общий язык.

Бинго.

Когда я искала няню для детей, я просто написала объявление: ищу няню.

И повесила объявление во всех подъездах дома, где живу.

Я рассуждала так: няня мне нужна урывочно, на подхвате, полдня там, полдня там, и она должна быть веселая, адекватная и любить детей.

Плюс я буду вхожа в ее дом, буду видеть, где и как она живет, что значительно снизит мои страхи относительно надежности няни.

Мне позвонило 3 человека.

Одна девочка -студентка на собеседовании сидела в телефоне.

Вторая женщина лет сорока рассказывала мне, что бывший муж у неё сволочь и скряга, и даже не взглянула на моих детей.

Третья женщина была 57 лет, но выглядела лучше меня.

Она жила в соседнем подъезде. Была мила и приветлива. Носила старомодный берет.
С Данькой тут же выучила стих.
Не испугалась Катюниных имплантов. Купила меня окончательно информацией, что пару лет изучала логопедию, и что-то еще помнит.

В общем, я была готова сказать ДА.

Меня что-то смущало, но я решила, что это мои страхи нашептывают мне про опасность.

Няню звали Мария Петровна .

Мэри. Попинс.

Мы с детьми пришли к ней в гости.
У нее была опрятная и милая квартирка.
На столе — вязаные своими руками салфетки.

На обед она подала щи в красивой супнице.

Я сто лет разливаю суп прямо из мультиварки. А тут супница. Салфетки. Красота.

В общем, да. Я согласна.

Договорились, что пару-тройку раз я еще побуду с ними, на подхвате, но вмешиваться не стану.

Просто покараулю и может что-то подскажу.

Мария Петровна пришла на следующий день. Первый пробный день.

Стала играть с детьми.

Даня бегал по квартире.

— Не бегай, — сказала Мария Петровна.

— Почему? — удивился сын.

— А вдруг кто-то спит? Внизу люди живут.

— А зачем они спят в четыре часа дня? — удивился сын.

— Ну а вдруг болеют. Не бегай. Не шуми.

Я слышала диалог, но не вмешалась.
Я недопоняла ситуацию, варила суп, некогда было выяснять.

Погода стояла чудесная.
Решили собраться погулять.

Даня надел ботинки и ждал, пока оденут Катю. В руках у него была ложка для обуви на длинной ручке. Он стал махать ею, представляя, что это меч.

— Даня, не надо махать, — сказала Мария Петровна.

— Я мушкетер, — пояснил Даня.

— Ты можешь кого-то задеть.

— Я же в другую сторону машу.

— Положи ложку и все, — сказала Мария Петровна.

Я кивнула сыну: положи. Я не хотела ронять авторитет няни. Хотя смысла запрета не поняла.

Нельзя ради нельзя.

Сын взял в руки две машинки.

В каждую — по одной.

— Оставь одну дома, — велела Мария Петровна.

— Я хочу две.

— Не надо две. Ни к чему. Одной достаточно.

Сын расстроился. Долго выбирал ту, которую захотел бы взять с собой.

— А почему нельзя две? — аккуратно уточнила я. — Мы же на коляске, если что — кинет вниз, в коляску, и все.

— Можно потерять, — отрезала Мария Петровна.

Я промолчала.

Мы вышли на площадку.

— К качелям не ходить, — сказала Мария Петровна.

— Почему??? — Даня удивился.

— Можно покалечиться, — сказала няня. — Играйте в песочнице. Мне тут легче за вами смотреть.

— Мне семь лет, — напомнил сын. — Я давно не играю в песочнице.

— Ну и зря. Можно вон с сестрой печь куличики…

Она не хотела бегать за детьми на площадке, и ограничила зону игры периметром песочницы.

Ей так удобнее.
Через час мы пришли домой.

Мария Петровна закрыла все окна в квартире. От сквозняков.

На улице было плюс 22.

Она сказала: квартира достаточно проветрилась.

— У нас всегда открыты окна, — поясняю я. — Дети закаленные, им не страшны сквозняки.

— Давайте так, Оль: я буду делать то, что считаю нужным, чтобы сохранить здоровье ваших детей, пока они под моей ответственностью. А когда они с вами — хоть в прорубь их макайте. Так что закрываем окна.

Я не хотела ронять авторитет няни, но хотела, чтобы она скорее ушла.

— На сегодня все, — сказала я. — Спасибо вам.

Вечером у меня ныло сердце.

Я не могла сформулировать, что именно мне не нравилось в хорошей и милой Марии Петровне.

Мне очень нужна няня. Но мне нужна такая, чтобы оставляя с ней детей, я была бы в ресурсе. То есть спокойно звездила там, куда я ушла, а не мучительно думала о том, хорошо ли моим крохам, довольны ли они.

Я готовила ужин.

Резала лук. Я не люблю лук, но муж любит. Поэтому иногда я готовлю с луком. У меня потекли слезы и я отвлеклась, смочить нож холодной водой и умыться.

Пока была у мойки, Катюня украла со стола почищенную луковицу. Наверное, решила, что это яблоко.

И пыталась откусить.

— Мама!!! Мама!!! — заметил Даня. — Катя сейчас съест лук!!!! Отбери, отбери скорее. Катя, нельзя! Нельзя!!!

— Ничего страшного, — сказал муж. — Это не смертельно. Так что можно. Она сейчас сама поймет, что это не вкусно…

Я тоже отнеслась спокойно.

Вечером муж принимал ванну. Долго сидел, балдел. Дети затеяли игру: подбегать и кидать мужу в ванну, за шторку, игрушки.

Муж терпел-терпел. А потом затаился…

И во время очередной диверсии схватил сына и дочку за талии и прямо в джинсах, носках, платьишках и футболках затащил обоих в ванну.

Я прибежала на хохот и визги.
Мокрые счастливые дети, в пене торчали из воды.

Я засмеялась, велела им раздеваться, приготовила полотенца.

— Я думал, ты скажешь: «Так нельзя» и рассердишься, — сказал сын.

— А что нельзя, — пожала я плечами. — Весело же…

— И не опасно, — добавил муж.

И тут я поняла, что не так с Марией Петровной.

Она фанат искусственных нельзя. Тех, что нужны не для безопасности, а чтобы напомнить о субординации.

Я тут главная, дети. А не вы.

Мы с мужем считаем, что любой опыт, который можно приобрести без ущерба для здоровья самостоятельно, бесценен.

Поэтому запреты ради запретов — это глупость.

В этом безусловно нет никакого криминала. И Мария Петровна воспитала своих двоих детей, а значит, умеет воспитывать чужих, но.

Мы просто не совпадаем в жизненном восприятии, а значит, я , уходя, буду не в ресурсе.

Приду вести лекцию, а буду думать о том, что моим детям велели не шуметь, не визжать, не кричать, не махать. Не быть детьми.

Оптимально — спать. Или есть. Хорошо, много, с добавкой.

Вот тогда — молодец.

О господи.

Это же мое, связанное по рукам и ногам детство.

Я же как раз не шумела. Не играла в подвижные игры. Говорила шепотом. Ела хорошо. Читала.

Я сидела, толстела, смотрела в окно дома.
А на улице — гуляла на скамейке.

Пятилетняя старушенция.

О боже. Нет. Нет. Нет.

На следующий день мы зашли к Марии Петровне. Я хотела вежливо сказать: спасибо, нет.

— Проходите, у меня сырники, — сказала она и убежала на кухню.

Мне стало неловко. Я не могу съесть её сырник и сказать: мы не нуждаемся в ваших услугах.

Мы прошли на кухню.

Я заметила на подоконнике фотографию кудрявого мальчика.

— Это Ваш сын?
— Это мой внук. Мой сын запрещает мне видеться с ним.
— Почему?
— Потому что он под каблуком. В смысле, сын.

Я подумала, что это какая-то не полная причина запрета. Бабушка — это порция безусловной любви, и ни одна мать не откажет своему чаду в этой порции без внятного объяснения. Значит, было что-то еще.

— Просто детям не надо врать, — пояснила Мария Петровна. — Вот я и не врала. А родители были не довольны.

Я поняла, что Мария Петровна стремилась рассказать внуку свою правду про родителей. А внук потом транслировал ее маме. У которой вероятно была совсем другая правда.

Вот и все.

И своя правда Марии Петровне важнее внука, потому что не рассказывать ее она так и не смогла.

И в итоге внук смотрит на нее с фотографии, а не ест ее сырники.

Как много правил придумали люди старшего поколения, чтобы ощущать авторство собственной жизни.

И как легко они в них запутались.

Запреты частоколом топорщатся теперь из их биографий, задевают судьбы детей и внуков.

А нам хочется легкости и простоты.
Без нелепых » нельзя».

Можно. Все можно.

Махать. Визжать. Качаться на качелях.

Будьте главными не потому , что умеете запрещать. А потому что вы старше и мудрее.

И мы будем вас любить не из страха нарушить ваши запреты.

А потому что вы… научили нас любить.

Можно любить и без «нельзя».

Иногда это даже важнее.

Автор: Ольга Савельева